В плену у белополяков - Страница 62

Наконец немцы получили подкрепление, двинулась их кавалерия и митинг был разогнан, меня арестовали.

Вечером погрузили всех арестованных на грузовик и направили в Варшавскую цитадель. По дороге рабочие приветствовали нас, мы пели «Красное знамя» и «Интернационал».

В Варшавскую цитадель прибывали каждый день новые группы арестованных.

— Там я просидел довольно долго, — закончил Владек.

Мы ждали еще от Невядомского информации о последних месяцах. Мы страстно хотели подробностей о нашей родной Советской стране.

Владек сообщил нам, что христолюбивые польские воины в Галиции расстреливали, вешали, пытали, арестовывали, конфисковали, просто грабили, одним словом забавлялись, как в старое доброе время.

Мы узнали от Владека, что после нашего захвата в Вильно польские легионеры в течение четырех дней убивали местных жителей, заподозренных в сочувствии большевикам, что в Лиде 25 апреля они организовали погром.

Гордые, счастливые, узнали мы от Владека о победном движении конной армии Буденного.

Как бешено, как страстно хотелось нам скорее очутиться дома!

Через свое детство, революционную юность и зрелость провел нас в своих рассказах Владек. Мы узнали от поляка революционера, как яростно, сначала опираясь на немецких милитаристов, а потом на своих галлеровских офицеров, стремилась польская буржуазия удушить рабочий класс. И ей это давалось нелегко. Пусть власть сейчас в ее руках, но народ возьмет ее, вырвет из рук угнетателей.

О советской Польше мечтал вслух Владек, молча ему вторили конвоиры. Владеку без труда удалось их распропагандировать потому, что идея Советской Польши жила в мозгу этих батраков.

— Как дальше, Владек, куда направят тебя отсюда, в какую тюрьму? — спросил Исаченко.

— Сегодня вечером думаю отсюда уйти!! — тихо прошептал Владек.

— Почему не с нами?! — хотелось мне закричать.

Этого не нужно было: Владек от Петровского в одну из случайных ночных встреч в уборной вскользь услышал о наших планах, но он сам не выразил желания присоединиться к нашей группе. Если бы его арестовали вместе с нами, разве нужны были бы после этого более веские доказательства нашего большевизма? Нас расстреляли бы как шпионов.

Кроме этого соображения имелось у Владека, надо думать, и другое — более веское. Ему, польскому большевику, хотелось остаться на работе в Польше.

Мы не видели больше этого смелого, спокойного, открытого товарища. Ночью, после дневной беседы с нами, Владек бежал вместе с одним из конвоиров, стороживших его комнату.

Мы были бесконечно рады удаче Владека.

Он не нашел нужным посвятить нас в подробности своего замысла, очевидно, продуманного им до конца. И это нас успокаивало. Теперь оставалось только и нам довести наше дело до успешного конца.

— Мы еще встретимся в Владеком! — бодро твердил Петровский.

Надо было торопиться. Слишком благополучно было наше пребывание в госпитале, — как бы нам за него не пришлось дорого расплачиваться. Один неверный шаг — и мы погибнем.

Карты, компас, ножи мы достали, деньги у нас также были. Осталось выбрать только удобный момент для побега.

Петровский советовал все дальнейшие беседы продолжать, соблюдая строгую конспирацию. Возникало опасение, что Борисюк, пустивший корни в Иновроцлаве, ходивший на поводу у приютившей его польки, мог как-нибудь невзначай, без злого умысла, проболтаться о наших планах.

Борисюк заметил нашу скрытность и чрезвычайно опечалился.

— Ты знаешь, — сказал ему как-то Исаченко. — мы решили от побега отказаться, остаться здесь. Ты правильно поступаешь, что остаешься…

— Брось ты мне врать-то! — оборвал его Борисюк. — Как вам не стыдно, неужели вы меня в самом деле подлецом считаете? Предателем я не был и не буду, а каждый ищет, где ему лучше.

Нам вскоре посчастливилось.

Иновроцлавский госпиталь праздновал двадцатипятилетие своего существования. Для всех служащих был организован пикник за город. Михальский предложил нам взять на себя заботу о больных. Кроме нас были оставлены старушка — сестра милосердия, пани Зося и старик фельдшер.

В семь часов, после обхода больных, они разошлись по домам.

Желанный момент наступил: нужно было немедленно уходить.

Оставалось только обмануть Борисюка. До последней минуты мы брали под сомнение надежность бывшего товарища.

Около девяти часов вечера, когда он ушел, как всегда, к своей даме сердца, мы быстро уложили свои вещи и вышли из госпиталя, в котором провели немало хороших дней.

На этот раз дорогу к границе указывал компас.

Уж он-то обмануть не мог.

10. Третий побег

Мы неторопливо пробираемся по улицам Иновроцлава. На нас — выданная добрым Михальским полувоенная одежда, приличные кепи и добросовестно начищенные ботинки.

По узким тротуарам, окаймленным душистыми липами, фланирует местная избранная публика, наслаждающаяся благоуханным майским вечером.

На нас никто не обращает внимания. В городском саду играет военный оркестр. С ним перекликается струнный ансамбль единственного в городе ресторана «Варьетэ».

Из раскрытых окон, занавешенных кисейными и тюлевыми занавесками, доносятся меланхолические ноктюрны Шопена, хрипящие звуки граммофонов и громкие — вездесущих радиоустановок.

В толпе преобладают щеголеватые, подтянутые офицеры, чувствующие себя хозяевами положения. Они изощряются в остроумии и галантности. К ним томно прижимаются весело щебечущие женщины, одетые в нарядные летние платья. Запахи дешевых духов, пудры и приторного табачного дыма заглушают нестерпимо сладкий аромат черемухи и нарциссов, струящийся из прохладных садов и уютных палисадников, разбитых рядом с чистенькими домами.